Серия из 7 дисков с песнями Владимира Высоцкого, записанными во Франции его другом - художником Михаилом Шемякиным.
История записей:
Почему мне так легко было делать антологию русского искусства "Аполлон"? - Архивы колоссальные. Кто меня, молодого пацана, заставлял брать в руки дешёвую камеру "Любитель" и снимать жизнь моих друзей? У меня было предчувствие, что эта эпоха станет исторической. Что эти люди, мало кому известные на Западе художники и поэты, что это всё равно история, колоссальная история России. Люди уходили; мы жили бедно: мансарды, подвалы, коммунальные квартиры. Но в каждом из этих людей я чувствовал историю, или начало истории. Видно, от отца, историка войны, у меня в крови это собирательство материалов.
Как же я мог, столкнувшись с такой громадной личностью, как Володя Высоцкий, упустить эту возможность. Естественно, я понёсся в магазин, естественно, я купил самые лучшие магнитофоны, быстро натренировался записывать, напевая какие-то песни, и сказал: "Володя, давай начнём работать. Тебе нужно, чтоб у тебя всё что ты создал, было записано. Хронологически, не хронологически, но ты обязан всё это сделать на самом высоком уровне". Поэтому были куплены самые дорогие микрофоны для гитары, для голоса, и я буквально стал его теребить, чтоб он начинал работать. Потом начнутся беседы, потом мы можем сидеть за столом, потом он может выпить, или выпью я, но сначала - работа. Первое, с чего мы начинали - его песни. И это у него уже вошло в привычку. Он врывался ко мне, держа в руках свою тетрадь, и, поставив тетрадку на мольберт, начинал петь; перелистывая, - поэтому на многих записях можно слышать, как он шуршит бумагой, как он иногда сбивается. Вот так начинались эти записи. И Володя уже настолько включился в это, что он просто рвался работать. Он уже чувствовал, что создаётся что-то действительно историческое, интересное. Поэтому он сразу хватал гитару - гитара его хранилась у меня. Он сказал: "Я оставлю её потому, что это наш рабочий инструмент". Он сразу брал эту подразбитую гитару, ставил тетрадку и начинал петь. Самое свежее, самое новое. А потом в издательстве YMCA-PRESS вышли сборники русских бардов. Конечно, записи ужасного качества, но стихи были собраны. И Володя, когда увидел эти сборники, сказал: "А ты знаешь, давай будем повторять всё, что я написал, чтобы всё это восстановить в новой форме"; поскольку он сам чувствовал, что душа окрепла, окреп голос, изменилось понятие своего собственного творчества, переанализ, видно, уже начался. "Ой, - говорит, - эту песню я уже забыл!.." И начинал её петь. Но как он её по-новому исполнял! Это уже было то, что у нас, художников, называется "рука мастера".
Он с большим энтузиазмом работал со мной. Взять хотя бы такую песню: "Течёт речечка". Он её обожал. Он говорил: "Я её много раз исполнял, но мне сейчас её снова хочется записать так, как я её на сегодняшний день понимаю". После этой песни он уже ничего не мог спеть, с него катил пот градом, он весь выложился в этой одной песне, которая абсолютно ему не принадлежала. То есть, у него не было вот этого: петь только для самого себя. Как бывают мастера, которые с удовольствием копируют другого мастера, так же отдают душу и создают что-то абсолютно новое. Делакруа копировал Рубенса и создавал вещь, может быть даже превосходящую оригинал этого великого мастера. Так Володя из простой песни сделал совершенный шедевр. Вот так мы работали.
К сожалению, сделано, я считаю, очень мало. Но это проблема расстояний, проблема разных стран, в которых мы жили.
Михаил Шемякин,
Нью-Йорк, ноябрь 1985.
Звукорежиссёр серии Михаил Либерман:
"Здесь хочется сказать об одной проблеме, с которой мы столкнулись. Дело в том, что голос Высоцкого звучит так хорошо потому, что Шемякин записывал его не далеким, а близким микрофоном. Именно это делает голос живым, натуральным, создает сильный эффект присутствия. Однако, при записи близким микрофоном на глухих согласных (таких как «п», «т», «ш» и т.д.), сопровождающихся большим выбросом воздуха, иногда появляется звук, похожий на удар по микрофону — т.н. задувание. Вырезать его из пленки практически невозможно — меняется ритм песни, может пропасть частичка текста. Единственный выход — уменьшить эффект задувания, срезая низкие частоты. От этого мы категорически отказались. Высоцкий обладал красивейшим баритоном. Мы решили, что лучше оставить несколько задуваний, но сохранить настоящий бархатный голос Высоцкого."