Восемьдесят восемь неравномерно задействованных клавиш, шестнадцать коротеньких пьесок и длинные, в узелках суставов пальцы — вот и всё, из чего сделан мальчишка Джейсон Бек.
Зачем больше? За Джейсона, для поклонников — Чилли Гонзалеса, по-старославянски Гонзо, держат ответ звуки, которыми он распоряжается с экономностью бывшего хип-хоппера. Он делит их дважды: механически на черное и белое (диапозитивы никогда не смешиваются), и мелодически на минимализм и роскошь (уживаются в каждой композиции, балансируя между суровой классикой в пиджаке «а-ля принц Альберт» и гершвиновским божественным джазом). Его джаз, его классика рождены обратной эволюцией: воспитанные на урбан-культуре, они превосходно вписываются в портрет современного города и кажутся особенно уместными в бегущем по своим делам авто.
Фортепьяно Гонзалеса воспитано строже, чем сам пианист: в детстве оно чистыми слезами плакало над прелюдиями Шопена, по нему даже пробегали сильные руки Горовица, расставляя там и сям патетические знаки препинания; клавиши помнят виртуозные хроматизмы и девочек-классиков, смущенно наигрывающих по памяти вальсы Яна Тирсена. Неразделимый дуэт самого, пожалуй, живого музыкального инструмента и человека с нимбом трейд-юнионизма над целым поколением обернулся мелодиями живописными, элегантными, лаконичными — так напоминающими советскую музыкальную школу.
Гонзо играет просто, легко, беззаботно, без тени торжественности — и, кажется, с первого дубля: в записи отчетливо слышны вздохи педали и устойчиво ожидаются рукоплескания аудитории. Имея в темном, разношерстном, стертом им самим прошлом опыт комического артиста, петрушки для жующей публики, Гонзалес продолжает подшучивать над современниками: задорно синкопируя вальсок Bermude Triangle, окрестив парижских снобов Paristocrats, рассыпая мелизмы в юмореске Salon Salloon, стремительно меняя настроение и не останавливаясь ни на одном из полутонов.
Обладая талантом человека-оркестра, Гонзалес мог бы выпустить камерную пластинку сверкающей модерн-классики, записать в одиночку хрестоматийный джазовый лонгплей или не теряющий актуальности трип-хоповый сет. Но ему приятнее составить записную книжку с несложными фортепьянными упражнениями. Элегический блокнот, в котором приоткрывается громоздкая завеса над академической музыкой — она вдруг льется сплошным светлым потоком на любого человека. «Многие говорят, что фортепьяно — самый красочный инструмент на свете, на деле же, взгляните, оно черно-белое, совсем как немое кино. Под моими пальцами рождаются крохотные звуки, каждый из которых я вижу тенью на стене», — объясняет Гонзалес. Всё правильно: еще немного тени — и в эту картину хочется войти…
Катерина Котовская
25 апреля 2007 г.
compact.exe.su
](torrents/images/116790.jpg)